Книги
"Полицейские". Рассказ из сборника Екатерины Оаро "Европа во мне"
С первого октября мы начинаем публиковать рассказы талантливых авторов, которые пишут об эмиграции, новых странах и путешествиях. Открывает рубрику рассказ Екатерины Оаро "Полицейские", вошедший в сборник "Европа во мне. Как не потерять себя в новых странах, условиях и ролях".
Полицейские
Полицейские французского города Лилль даже в метро стоят с автоматами. Точнее так: я вижу сначала огромный автомат, а потом, за ним, фигуру в форме.
«Беги наверх! – пружинили мои ноги первые полгода. – Утекай, пока тебя не заметили!»
Каждый раз, видя ладонь, обхватившую черный магазин, я вздрагивала, чуя угрозу. Я правонарушитель? Или потенциальная жертва теракта?
Вы когда‑нибудь ощущали автомат настолько близко: в одной толпе под низком потолком подземного перехода?
Как‑то мы шли с друзьями по такому туннелю под вокзалом, и они остановились, чтобы купить сэндвичей. Пахло капучино и шоколадом, продавщица извинялась, что у нее проблема с оплатой карточками. Зазвенели монеты, мои друзья взяли бумажный пакет и, не волнуясь, пошли ровно на оружие.
Неужели вы не боитесь? – спросила я их.
Боимся? Чего? – не поняли они.
Полицейских с автоматами.
Они посмотрели на полицейского точно так же, как они смотрят на меня. А потом пожали плечами и ответили, не меняя направления движения:
А что его пугаться? Он же нас защищает.
Потом сделали еще два шага – и улыбнулись:
Bonjour!
Я не могла поверить, что мы обратились к военному. Зачем так рисковать?
Добрый день! – ответил высокий рыжий полицейский, не снимая руки с автомата.
Вы не подскажете, как выйти на улицу Фэдерб?
Вы когда‑нибудь спрашивали у человека с автоматом, как пройти на нужную вам улицу, и получали доброжелательный ответ?
Он показал нам направление и пожелал хорошего дня. Мы тоже пожелали ему хорошего дня (только я молчала, не успевая за происходящим), отошли и стали прощаться. Друзьям нужно было на Фэдерб, а мне – на вокзал.
Идя к эскалатору, я обернулась, чтобы еще раз взглянуть на полицейского. Он поймал мой взгляд – и сделал движение бровями: знаете, такое, когда брови дважды быстро поднимаешь и опускаешь?
…Он что, еще и флиртует?
Я сейчас забегу вперед, в конец дня, чтобы перевести дух. Что‑то я утомилась. А после вернемся на тот вокзал.
Человеку, никогда не эмигрировавшему, с которым я созвонюсь вечером по видеосвязи – моей маме, например, или подруге – может быть непонятно: почему ты так устала‑то? Живешь во Франции, ездишь в центр на автоматическом метро без машиниста встретиться с друзьями…
Я и сама для себя долго была таким человеком: ну что же с тобой, соберись! Ты не должна падать вечером на кровать, как будто копала картошку. Что за слабости? Вспомни, живя в Москве, ты успевала в три раза больше – и это при том, что она огромная, шумная, грязная…
Такой голос бубнит внутри у многих. Ты переехала и настроила планов – и вдруг не можешь быть ни продуктивной, ни предсказуемой. Вышла на улицу – и устала, хотя вокруг красота. Почему?
Ты не попала ни в теракт, ни в эпицентр митинга, ни на картофельное поле. Ты просто спустилась в переход метро, поболтала с друзьями и пофлиртовала с красавчиком‑полицейским.
В видимом мире.
Но внутри происходило больше. Ты наткнулась, не ожидая этого, на человека с автоматом – и тело вспомнило все бабушкины рассказы о войне. И кадры насилия, которые ты когда‑либо видела. Теракты. ОМОН, разгоняющий демонстрации. И, и…
Давно доказано, что для нашей психики нет большой разницы между тем, что происходит по‑настоящему, и тем, что случается в нашем воображении. Поэтому мы можем вспотеть или заплакать, смотря на экран, где идет фильм. Поэтому, мечтая о чем‑то в красках, мы можем действовать так, будто это произошло.
Тело отозвалось на все эти всплывшие в воображении картинки, вы испугались, мобилизовались – и стресс потребовал много сил. Но после знакомого стресса случился новый: реальность оказалась какой‑то новой, непонятной, шокирующей (пусть и по‑хорошему).
Перепрошивать опыт, снимать шоры, преодолевать ограничения, через которые мы смотрим на мир – немаленькая нагрузка.
Я хотела написать «недетская», но исправила: мне кажется, она именно детская. Так живет ребенок: в неопределенности, непрерывно обучаясь и удивляясь.
И, как мы помним, ребенок спит даже днем. Устает.
У себя в стране, чтобы встретиться с друзьями, вы бы просто прогулялись по городу. В новой стране, где собираешься жить, а не быть просто туристом, можно устать на ровном месте – и больше ничего (внешнего) не сделать за день.
Но это в тексте моем уже вечер, а в том дне еще только 15 часов. Вокзал.
Красивый французский вокзал: просторный, высокий и продуваемый со всех сторон. Вокзал‑сквозняк.
На улице 0 °C, и в своей стране вы решили бы слишком не утепляться. Но увеличьте влажность – и ноль градусов превратятся в собачий холод, пробирающий несколько слоев одежды и кожи. Он вонзается под рукава, колет лицо, захватывает колени в щипцы.
Ты же из России, тебе вообще не холодно никогда! – говорят тебе французы, подворачивающие брюки, чтобы оголить щиколотку, и не застегивающие пальто в эту погоду.
Не знаю, как у французов, а у меня и у моего телефона батарейка моментально садится при низких температурах.
Я купила хлипкий стаканчик горячего шоколада – и подошла к длинному, человек на пять, столу из светлого дерева, за которым можно постоять. Шоколад быстро остывал, согревая лишь ладони.
К противоположному концу стола подошел смуглый парень с тремя изношенными сумками. Голая шея, широкая толстовка, под которой будто гуляют ветра. Ему не холодно, и, если бы мы заговорили, он бы тоже спросил: «Но ты же из России, почему ты мерзнешь?»
Но парень этот на меня не смотрел. По его невесомому взгляду было не понятно, смотрит ли он куда‑то. К тому же, он слегка покачивался, а потом оперся на стол так, будто сейчас взлетит.
Секунд через тридцать к нему подошли трое полицейских, начали расспрашивать его о чем‑то и попросили показать вещи. Парень медлил. Потом он стал выкладывать – плавно, как в замедленной съемке, – предметы только из маленького кармашка сумки.
Несколько зажигалок. Скомканная бумага. Колпачок от ручки. Фиолетовая зубная щетка.
Эту щетку не положил на стол, а отправил в рот как сигарету – и начал перекидывать ее с одной стороны на другую.
А я успела рассмотреть полицейских. Они все были разными: один черный, второй голубоглазый, третий очень высокий.
Для вас лучше сказать нам сразу, есть ли у вас что‑то, – произнес голубоглазый.
Парень поднял самую большую из своих сумок и бросил ее на стол, в противоположном конце которого дрогнул стаканчик с моим шоколадом.
Носки, – парень выложил на стол кучку ношеных носков. – …бутылка, – достал помятую бутылку, пожевывая зубную щетку.
Каннабис? – перебил его черный полицейский.
Но парень ответил расслабленно:
Поищите, это же ваша работа.
Полицейские посмотрели на все три сумки, а потом решили:
Начнем с вас.
Парень раскинул руки. Голубоглазый проверил задние карманы джинсов, залезая в них руками. Там звенит мелочь.
Они перешли на багаж, а парень начал спокойно, каждый зубок по отдельности, чистить зубы своей фиолетовой щеткой без пасты.
Мой шоколад совсем остыл, и влажный холод проник под рукава. Полицейские находят в сумке его зубную пасту – потекшую в прозрачном пакете, без колпачка.
Они смотрят сумки еще минуту или две, а потом улыбаются этому парню, продолжающему курить свою щетку.
А он в ответ улыбается им.
Куда едете? – спрашивают его.
В Париж, – отвечает он после паузы.
Полиция тоже выдерживает паузу, а потом с улыбкой говорит:
Хорошей поездки.
Трое полицейских разворачиваются и уходят, ничего не найдя, но и не посчитав его поведение оскорбительным. А парень снова опирается на стол, будто привязывает к нему воздушный шарик.
Мало ли, почему у него такая пластика, такая сумка, такой взгляд и желание почистить зубы на платформе. Он не нарушил законов – а значит, может улыбаться полицейским и даже шутить над ними.
Если, конечно, он не боится их.
А он не боится. Чего их бояться? Они же его охраняют.
Есть опыт, с которым хочется спорить. Настаивать, что дома лучше, душевнее, глубже, ближе.
А есть опыт, который показывает: и у нас бывает странно. Нелогично. Небезопасно.
Тогда эмиграция – это возможность его перезаписать.
Улыбнуться полицейскому и гарантированно получить улыбку в ответ. Сходить на мирную манифестацию, сжаться от страха, но удостовериться, что ни одна резиновая дубинка не разрезала воздух.
Выровнять стрелки внутренних счетчиков – и изгнать из себя страх.
Книги Екатерины Оаро доступны здесь