"Расставаться с близкими невыносимо". Путешествие украинской учительницы из Днепра в Нюрнберг

Любовь Бурлакова из Днепра. В марте 2022 года российские войска бомбили город, и женщина приняла трудное решение - уехать. Пыталась уберечь свою 12-летнюю дочь от войны и всех ее страшных последствий.

Сейчас Любовь живет в Германии. Учит немецкий, планирует найти работу и как-то наладить свою жизнь, которая кардинально изменилась после 24 февраля.

Рассказывает Любовь Бурлакова:

Мы не понимали, что происходит

В 2014 году в конце марта, буквально за неделю до войны я со старшей дочерью Валерией ездила в Луганск на соревнования по чирлидингу. Уже тогда в городе были российские флаги, избирательные агитационные палатки. На въезде стояли автоматчики без опознавательных знаков. Кто они, было тогда не понятно, но ощущение осталось неприятное.

После оккупации Донецкой и Луганской областей в Днепре появилось много переселенцев. Было страшно, линия разграничения от нас не так и далеко. Тем более постоянно «летали» машины скорой помощи с ранеными, военная техника ездила в том направлении. Мы не понимали, что вообще происходит.

Трудное решение

В начале 2022 года было много разговоров о войне, но я не верила, что она все же будет. Если уж совсем честно, то еще 16 февраля я говорила, что это невозможно.

Допускала очередное обострение в Донецкой и Луганской областях, но представить не могла, что российские войска нападут на Украину со всех сторон. А когда началось вторжение и полетели ракеты и самолеты, очень боялась, что они начнут бомбить жилые кварталы.

Я сомневалась, стоит ли мне куда-то уезжать. В Днепре у меня были две работы: журналистом в онлайн издании и преподавателем в местном арт-колледже.

Но я решила, что должна спасти своего ребенка. Ладе было 12 лет, она боялась, особенно когда работало ПВО и были слышны взрывы. А еще мне постоянно снились сны о покойниках, а когда такое снится, ничего хорошего не происходит. Жизнь дочери была дороже моей работы, поэтому я приняла решение: уволилась и уехала.

Тогда российские войска быстро продвигались к Днепру с трех сторон: от Харькова, Донецка и Запорожья. От нас до Запорожской области час езды. А учитывая, с какой скоростью они наступали… Я испугалась. И точно знала, что не хотела бы жить в оккупации.

Летом на нашу улицу прилетела ракета, метрах в трехстах от дома. Муж говорит, что весь двор был засыпан смесью стекла и разбитого асфальта.

Соседи присылали фото с выбитыми оконными рамами. Кадры с воронкой возле нашего дома я даже в немецких новостях видела.

Как в 41-м

Расставаться с близкими было невыносимо, это был самый страшный для меня момент. Мы так рыдали… Я думала, что уже не увидимся. Это было очень тяжело.

В Днепре остался мой муж и старшая дочь Валерия. У нее там парень, которого бы не выпустили за пределы Украины. За год моего отсутствия они поженились.

Уехали мы с младшей дочерью Ладой и моей кумой 11 марта, на эвакуационном поезде.

Город бомбили, погибали люди, после этого большое количество народу хлынуло на вокзал.

Там сформировалось две очереди: в первой были люди с маленькими детьми, в другой – все остальные. Мы стояли во второй, ждали больше шести часов, был 12-ти градусный мороз. Грелись в палатках МЧС, ощущение было, что на дворе 1941 год.

Пытались попасть на поезд, который ехал прямиком в Польшу, но туда мы не поместились. В итоге поехали во Львов. Рейсовых поездов в других направлениях уже не было, только эвакуационные. Было очень тесно, мы втроем спали на двух полках. В отдельных вагонах с замыленными окнами везли раненых.

Во Львове мы сразу же купили билеты по 1000 гривен и уехали в Польшу, в Перемышль. На вокзале было много польских бесплатных автобусов, но они везли только до границы, дальше надо было идти на пеший переход, после которого предстояло искать другой транспорт. Мы были уставшие, поэтому я выбрала прямой путь.

Незваные гости

Я знаю польский язык, поэтому планировала сразу устроиться на работу и остаться в Польше. Но меня шокировало количество беженцев в Перемышле: люди нескончаемым потоком шли через границу, а на вокзале было негде яблоку упасть.

Моя кума собиралась в Германию, она нашла немецких волонтеров и предложила нам к ней присоединиться. Вот так молниеносно я приняла решение ехать дальше. У волонтеров в машине было три спальных места, мы легли и сразу же уснули - устали до изнеможения.

Во Вроцлаве мне стало плохо, я потеряла сознание. Возможно, от усталости или стресса. Очнувшись, увидела врачей. Мне дали какие-то таблетки, я пришла в себя и мы поехали дальше.

Нас привезли в Берлин, оттуда нам надо было ехать в Нюрнберг, где ждала родственница кумы Ирина. Она не была готова приютить двоих незваных гостей: на момент нашего приезда она уже приняла две семьи из Днепра, но несмотря на это, и для нас нашла место.

Убежище

Позже Ирина всем нам, четырем женщинам и четырем детям из Украины, сняла офисное помещение в промзоне – мы искали квартиру, но все было занято, выбирать не приходилось. Там были приличные чистые помещения, нам завезли кровати, а сосед купил канцтовары для рисования. В офисе не было дверей, помещения были все открытые, но были кухня, душ и санузлы. Арендаторы предоставили это место без арендной платы, Ирина платила только за коммунальные услуги.

Ирина (вторая слева) и две семьи из Днепра, с которыми Любовь жила в офисе

Я прожила там полтора месяца. Мы узнали, что в Ансбахе будут расселять людей в общежитие, у них уже был опыт приема беженцев с Донбасса в 2014 году, а сейчас они были готовы принять до 500 человек. Двум семьям, которые жили с нами, предложили комнаты в общежитии, но они отказались, решили сразу искать квартиру, и меня с дочкой поселили в одну из тех комнат.

Моя кума в июле тоже переехала к нам, мы втроем до сих пор живем в этой маленькой комнате. Наше общежитие – это двухэтажное здание в центре по обучению верховой езде. На каждом этаже по пять комнат, кухня и два санузла. В комнатах новые холодильники, металлические кровати, шкафчики, столы, в подвале прачечная.

Комната в общежитии

Без языка никуда

Когда мы только приехали, Ирина договорилась в одном ресторане о работе для нас. Кума говорит по-английски, поэтому ей предложили работать в баре, а я мыла посуду. И если в первый день хозяева очень нас хвалили, то через неделю попросили уйти, выплатив по 200 евро. В дальнейшем эти деньги вычли из наших социальных пособий.

Один день мы проработали на складе, но возвращаться туда больше не хотелось, и мы ушли. Сопоставив все за и против, мы решили пойти на языковые курсы, а после их окончания искать работу получше.

Из-за большого количества людей из Украины, Ирана, Афганистана, Сирии и т. д. обучения нам пришлось ждать два месяца.

В процессе мы сменили школу, потому что результата не было. И вот 14 января мы сдали экзамен, правда, пока не получили результат. Если он ниже В1, то мне положено учиться еще три месяца, а потом можно искать работу. Немецким я еще свободно не владею, но практически все понимаю. Стараюсь смотреть новости и даже фильмы на немецком, но говорить мне все еще тяжело.

Моя дочь сперва училась в немецкой общественной школе, но очень скоро ее перевели в гимназию - она единственная в школе украинка, которую из адаптационного класса взяли в немецкий. Сейчас она изучает латынь, хорошо успевает по математике, пока еще тяжело ей дается литература и история. В остальном уже легче, немецкий сдала на А2. Немцы помогают, понимают, что ей нужно время на адаптацию.

Любовь Бурлакова с дочерью Ладой

Тяжело сейчас что-то планировать. Я бы хотела, чтобы дочка полностью выучила язык и получила высшее образование в Германии. А мне нужно подтвердить свой диплом педагога, это тяжело и дорого. Но работа педагога тут достаточно престижная и хорошо оплачивается, к тому же в Нюрнберге нехватка учителей в школах и детских садах. Конечно, можно работать и посудомойкой или горничной, но я все-таки хочу освоить немецкий и работать по специальности.

Записала: Ирина Федоляк
Фотоматериалы из архива Л. Бурлаковой

_________________

Больше материалов в нашем телеграм-канале