В Амстердаме будут издавать самый настоящий эмигрантский литературный журнал. Разговариваем с его создателем Максимом Осиповым

Максим Осипов, писатель, врач, работавший в Тарусской районной больнице, теперь живет в Амстердаме, преподает русскую литературу студентам в Лейдене, проводит вечера русской культуры и работает над литературным журналом «Пятая волна».

Это издание объединяет авторов, живущих в России и покинувших ее вынужденно, в знак протеста или под угрозой преследования.

«Каин, где брат твой Авель?»

- Когда началась война, каковы были ваши первые мысли, ощущения? Вспомните, пожалуйста, тот день, когда вы уехали. Что этому предшествовало?

- Как раз накануне, 23 февраля, я разговаривал со студентами из Барселоны, которые учат русский язык. Меня попросила об этой встрече знакомая преподавательница. Она спросила, будет ли война. Я сказал, что очень надеюсь, что нет, но боюсь, что будет. И все равно, конечно, для всех это было неожиданностью. Потому что поначалу казалось, что Путин блефует.

В этот день - 24 февраля - я был в Тарусе. Прочел в Фейсбуке призыв выходить на улицы своих городов в знак протеста.

Мы собрали маленькую демонстрацию, буквально семь или восемь человек. Я напечатал плакатик со словами «Каин, где брат твой Авель?»: официальная пропаганда повторяла тогда, что мы с украинцами - братья, что надо спасти брата от фашизма.

В следующие несколько дней я смотрел телеканал «Дождь», очень надеялся, что блицкриг Путину не удастся. И он ему в самом деле не удался. Потом «Дождь» закрыли.

На пятый день, очень хорошо помню, мой испанский издатель попросил меня что-нибудь написать о текущем моменте, и я написал коротенькое эссе «Пятый день войны». Эссе вышло на испанском, в тот же день мой английский переводчик напечатал его и в США.

А на шестой день я проснулся с ощущением, что эта смесь страха, отвращения, злости и стыда теперь со мной навсегда. И что прожив 27 лет при социализме, мне не хочется остаток жизни провести при фашизме, при тоталитаризме - называйте как угодно.

И мы собрались и уехали, уже 4 марта были в Ереване. Тогда, если помните, самолеты заворачивали, было нервно. Казалось, что вот-вот введут военное положение и мужчин вообще перестанут выпускать. А я военнообязанный, несмотря на свой немолодой возраст. А главное, что и мой сын – врач. Он тоже жил в Тарусе; у нас два дома рядом, сейчас они стоят пустые.

Я оказался в Ереване, не успев составить никаких планов на будущее. Знаете, как бывает, когда женщина живет с человеком, который ее бьет, и в какой-то момент она все-таки встает и уходит. И это происходит как бы внезапно.

- Сколько времени вы провели в Ереване?

- Дней десять, кажется, - дождался сына с семьей, он на два дня позже прилетел. Отправил жену в Германию, к дочери, а потом и сам туда уехал.

Понимаете, я находился в гораздо более выигрышном положении, чем подавляющее большинство наших соотечественников. Во-первых, было куда ехать. Моя дочь с 2014 года живет во Франкфурте. Она музыкант и вполне успешный, играет в струнном квартете - Eliot Quartett. Во-вторых, я человек общительный, у меня оказалось много знакомых в Европе. И в-третьих, в Нидерландах у меня самые большие тиражи книг были, и как-то сразу меня позвали сюда преподавать. Так что, в общем, очень скоро и работа появилась.

Отто Буле, профессор из Лейдена, когда меня представлял университетской публике, вспомнил сценку из Тэффи:

«Вышел русский генерал-беженец на Плас де ла Конкорд, посмотрел по сторонам, глянул на небо, на площадь, на дома, на пеструю говорливую толпу, почесал переносицу и сказал с чувством: - Все это, конечно, хорошо, господа! Очень даже все хорошо. А вот... ке фер? Фер-то ке?» (Que faire? - Делать-то что? - прим. ред.).

Ну вот у меня, по счастью, такой проблемы не было.

Запись вечера из цикла Maxim Osipov presents

Конечно, этому предшествовало огромное количество телефонных звонков - я как-то посчитал, что за один день поговорил по телефону 104 раза, и это помимо писем и прочего. Я в какой-то момент завел себе правило сразу отвечать на письма, и еще бриться каждый день.

«Я тут давно...»

- В Нидерландах мало беженцев, а в Германии я встречал огромное количество украинских женщин с детьми, особенно много их в поездах. Старался им помочь: показать, как подключиться к Интернету, как открыть дверь в уборную или найти детское купе, в Германии есть такие.

И вот ты им показываешь это все, а они спрашивают: «Вы с Украины или (тут они делают паузу)... или вы давно тут?» Ну, отвечаешь: «Я тут давно».

Еще в Германии, в Берлине, я познакомился с Отто Буле, которого уже упоминал, - он замечательный человек, славист, прекрасно знает русскую литературу. Отто предложил мне читать курс в Лейденском университете. И вот с сентября я, собственно, и начал.

А тут и мои издатели из Van Oorschot сказали: давай издавать русский литературный журнал. Будем печатать его по-русски и по-английски. Дело в том, что я был издателем много лет - основал в свое время издательство «Практика», мы издавали толстые медицинские книги. Со сложной версткой, с кучей рисунков, таблиц, указателей.

Представление об издательском процессе у меня было. Ну и какие-то знакомства в литературном мире я за годы писательства тоже приобрел. Журнал издавать? Ну давайте.

Запись вечера из цикла Maxim Osipov presents

Работа над журналом меня очень захватила, тем более что я стараюсь все делать самостоятельно, вплоть до верстки. Есть дизайнер, конечно, корректор, они работают, как сейчас говорят, удаленно.

Русская культура как часть европейской

- Кто предложил такое название журнала - «Пятая волна»?

- Да я и предложил. Хотя у нас в сущности не эмигрантский журнал: вот, в первом номере напечатаны два поэта - Айзенберг и Гуголев - из Москвы, а Каринэ Арутюнова живет в Киеве. Независимый русский литературный журнал, как говорили в XIX веке, «с направлением».

В статье «От редакции» я написал: «“Пятая волна” - журнал литературный, а не общественно-политический. Мы планируем печатать яркие талантливые произведения разных жанров - стихи, прозу, очерки, искусствоведческие статьи, воспоминания и многое другое, и не только на злобу дня.

Среди наших авторов - люди, живущие в самой России и за ее пределами, но всех их объединяет неприятие войны и тоталитаризма, любовь к русской культуре как части европейской, чувство личной причастности, ответственности за происходящее, желание увидеть Россию свободной миролюбивой страной, каким бы несбыточным это желание сейчас ни казалось».

Вот такая позиция журнала.

Русский язык вне границ

- Сейчас очень соблазнительно перестать себя считать русским, объявить: «Я не русский». Так многие делают. Но ведь русский язык не принадлежит ни государству российскому, ни даже стране России. Вот у нас во втором номере выйдет подборка стихов Алексея Цветкова: выдающийся русский поэт, он прожил примерно тридцать пять лет вне России - в основном в Америке, а умер в Израиле в мае прошлого года.

- Как вы отбирали авторов для первого номера?

- Конечно, в первом номере еще не было никакого, что называется, «самотёка». Но теперь он появился, есть достаточное количество авторов, которые хотят у нас напечататься, тем более что мы и гонорары платим вполне приличные, и на английский переводим, даже стихи, хотя и не все - некоторые стихи совершенно непереводимы.

О толстовстве в Нидерландах

- В третьем номере появится материал Отто Буле о толстовстве в Нидерландах. Дело в том, что Лев Толстой в какой-то момент даже собирался учить нидерландский. И у него был корреспондент здесь, в Нидерландах, чуть ли не первый пацифист - отказался служить в армии, в тюрьму попал. Я еще всей истории досконально не знаю - жду, когда Отто допишет, тогда уже и прочту.

- Получается, что у вас второй номер почти готов, с заходом на третий. Возникают ли мысли о том, чтобы его либо чаще издавать, либо активно пополнять сайт тем, что не войдет в бумажную версию?

- Знаю, что некоторые западные журналы так делают, но мы к этому пока не пришли. Посмотрим. Хотелось бы иметь некоторую свободу в этом отношении.

О поэтах и поэзии

- Надо сказать, со стихами как раз все удачно складывается. И какие-то личные открытия уже есть: я, например, раньше не знал стихов Лены Берсон, а они совершенно замечательные, мы их напечатали в первом номере. А во втором будет подборка Жени Беркович, она нам прислала ее накануне своего ареста. Я знал ее имя, но стихов не читал. Большая подборка, строк триста примерно.

- Уже известно, когда выйдет второй номер «Пятой волны»?

- Летом, в начале июля, я думаю.

- Первый номер, весенний, уже в продаже. Как он распространяется?

- Журнал продается в электронном (epub, pdf) и печатном виде на нашем сайте.

Для жителей России, Беларуси и Украины существует возможность скачать электронную версию бесплатно - эту возможность нам обеспечил один культурный фонд, пожелавший остаться неназванным.

- Этот фонд, как он формулирует для себя участие в издании журнала? Почему для него это важно?

- Им кажется важным, чтобы журнал попал в эти страны. Мне это тоже важно, конечно. А тут, на Западе, основные категории наших читателей - это, во-первых, слависты, они следят за тем, что происходит, пополняют свои библиотеки (мы сейчас создаем базу данных, у нас там тысяча имен, первые рассылки уже сделаны), а во-вторых, конечно, эмигранты: их существенно больше, чем славистов, но покупать журналы они не привыкли. Сейчас я договариваюсь с магазинами русской книги, которые есть и в Тель-Авиве, и в Париже, и в Чикаго - да где угодно. Их несколько сотен. Посмотрим, как это все получится.

Запись вечера из цикла Maxim Osipov presents

О страхах, о ностальгии

- В своем очерке «Зябко, стыдно, освобожденно», еще в апреле прошлого года, вы описали свои главные на тот момент чувства. Сейчас, спустя больше года, поменялось что-то? Какие чувства вы испытываете теперь?

- Разумеется, есть страх за друзей. Вот читаешь в Фейсбуке эти восклицания нелепые - ах, почему все не уедут? А не могут все уехать.

У кого-то престарелые родители. Некоторым кажется, что им совершенно нечего делать на Западе, а там - работа, дело, которому они служат всю жизнь.

И потом эмиграция - это вообще-то история дорогостоящая. Комплект билетов на семью - это 5000 евро в одну сторону. Надо снимать квартиру, страховку купить, все сложно, это тысячи, десятки тысяч евро. Кто-то языка не знает. Ну можно поехать в Казахстан, в Грузию…

Есть люди, которые находятся просто в оцепенении: люди по-разному реагируют на этот ужас. А кто-то, наоборот, думает: «Да пошли они куда подальше - пусть сами уезжают!».

Происходят злодеяния, которые в голове не укладываются, понимаете? Это как со взрывами домов в Москве в конце девяностых - поверить было невозможно: ну нет, такого не может быть. А сейчас уже начинаешь верить: они, кажется, способны на все.

Ностальгия? Да, есть, конечно. По друзьям, по врачебной работе, по тарусскому дому, по могилам родителей. Когда я там окажусь? Окажусь ли вообще когда-нибудь?

Но, надо сказать, есть не только потери, но и приобретения. И не то что, знаете, на американский манер: let’s be positive, вовсе нет. Но какие-то вещи в самом деле становятся яснее - про себя самого, про свои возможности. Да и некоторый фатализм неизбежен в такие времена, как нынешние, даже необходим.

Почему-то с особенной силой эти чувства охватывают в поездах здешних, полупустых. Едешь куда-нибудь в Гронинген выступать перед студентами и думаешь: «Ну вот - такой план в отношении меня. Видимо, и это тоже должно было в моей жизни произойти».

Автор: Вероника Дулова

Фото обложки: из личного архива Максима Осипова

_________________

Больше материалов в нашем телеграм-канале