«Мне снятся талибы, талибам снюсь я». Журналист и востоковед Александра Ковальская о теперешней жизни в Афганистане

Россиянка Александра Ковальская сейчас находится в  Кабуле. Да-да, в том самом Кабуле, где к власти пришли талибы. В том самом Кабуле, из котороого все, кто мог, уезжали, убегали и улетали. В том самом Кабуле, где теперь почти не осталось ее знакомых и близких друзей.

Саша – востоковед-афганист, окончила университет по специальности «История Ирана и Афганистана», владеет английским, а еще – пушту, фарси и дари.  Она несколько раз приезжала в Афганистан, подолгу там находилась, училась и работала, а однажды – чуть не вышла замуж за афганца, о чем рассказывает в своем блоге. Наш автор Дарья Кириллова расспросила Александру о том, что же на самом деле происходит сейчас в этой стране, как ощущают себя женщины, как афганцы относятся к русским и о других важных вещах. 

- Саша, мой первый вопрос очевиден: вы какого черта там делаете?! Нет, я, конечно, прочла, что вы там не впервые, что вы востоковед и Афганистан — ваша специализация и большая любовь. Но сейчас, когда все, кто мог, оттуда уехал…

- Когда все уехали, журналисты приехали (cмеется — прим. автора). Сейчас я внештатный корреспондент российского информагентства и журналист-фрилансер по совместительству, так что это командировка. Правда, к сожалению, когда талибы вошли в Кабул, — меня здесь еще не было, и этот момент я своими глазами не увидела. Я должна была вылетать из Москвы 15 августа, но как раз тогда это и случилось, а на следующий день прекратились пассажирские рейсы. Я стала узнавать, как еще можно попасть в Афганистан, как туда попадают западные журналисты. Выяснилось, что можно проехать по земле из Узбекистана или Таджикистана. И вот первого октября я вылетела из Москвы в Ташкент, из Ташкента в Термез, а из Термеза уже по земле добиралась в Мазари-Шариф и в Кабул.

- Какие были первые ощущения, когда добрались?

- Я до последнего сомневалась, пустят меня или нет. Ведь афганскую визу я получила еще в прошлом январе, и это было не при талибах. И я вовсе не была уверена, что она будет действительна сейчас. Тем более, нескольких западных репортеров незадолго до моего приезда развернули — талибы как-то выборочно и по своей системе решали, кто мог въехать, а кто нет. Так что стопроцентной уверенности у меня не было, пока мне штамп в паспорт не поставили. Это теперь я знаю, что старые визы по-прежнему работают.

А страна… Я ожидала увидеть в Кабуле пустые улицы, отсутствие женщин в магазинах и одних только вооруженных талибов. Но по первым впечатлениям Кабул абсолютно не изменился, разве только флаги — они висят в городе на мостах, вдоль улиц, на площадях. Так вот, талибы сняли республиканские трехцветные и повесили белые флаги эмирата. Правда, в некоторых учреждениях и во многих кафе и ресторанах остались и старые флаги тоже, и теперь они соседствуют с новыми – видимо, талибы решили не вызывать новую волну народного возмущения и пока что оставили так.

- Когда вы еще были в Москве, ожидали, что талибы войдут в Кабул?

- По-моему, этого ожидали все. Но никто, включая меня, не ожидал, что это случится так быстро. По прогнозам аналитиков, это должно было занять как минимум месяца три. Вроде как, Кабул был укреплен и до конца года должен был держаться. И наверное, так бы и было, если бы не прекратились рейсы, продолжались поставки продовольствия.

Я помню, как мы с коллегами читали новости — вот, талибы взяли Кандагар, взяли Герат, пал Мазари-Шариф… И мы до последнего думали: «нет, не может быть, все-таки правительственные войска отобьют все обратно».

И когда 15 августа мне друзья стали писать из Кабула: «Они здесь, они здесь, талибские отряды входят в город!» - я не поверила, что это действительно происходит. Собственно, даже когда начался весь этот кошмар в аэропорту — я и тогда думала, что сейчас произойдет что-то, активизируются правительственные силы и талибов прогонят. Да я и по сей день не верю, что это надолго, что талибы в Кабуле, в президентском дворце, что они теперь власть. Как-то все это было очень сюрреалистично.

- Вот поэтому и сложно понять, зачем же все-таки вы туда поехали. Что движет человеком, который сознает всю опасность и непредсказуемость бурно развивающихся событий, но стремится увидеть все своими глазами?

- Я с 2017 года мечтала о том, чтобы стать чьим-нибудь спецкором в Кабуле. Тогда я встретила здесь одного афганского журналиста, который писал для Wall Street Journal, и он меня вдохновил. Ну и, учитывая мою специальность, в мире не так много мест, где я могу работать. Так что с моим дипломом, который, кстати, дался мне с большим трудом, сложно было представить, что я буду где-то в другом месте. Да и ситуация была, прямо скажем, не самая опасная. Талибы никогда особо не создавали препятствий иностранной прессе. В принципе, они любят, чтобы про них писали. К тому же, у талибов достаточно дружественное отношение к России, поэтому представить себе, чтобы пострадали российские граждане даже в ходе переворота — сложно.

А вообще, когда я смотрю на западных коллег, которые работают в Йемене, Судане, Ливии, Сирии буквально под обстрелами, в зоне боевых действий — вот тут вопросов больше.

На мой взгляд, соседство с риском и понимание того, что они могут погибнуть в любой момент, заставляет их чувствовать себя живыми.

Многие из них говорят, что в зоне конфликта чувствуют себя счастливее, чем в гражданской жизни. Хотя с точки зрения человека, который живет мирно, — это, конечно, безумие.

О себе я бы сказала, что не люблю неоправданный риск. И таких ситуаций, чтобы было непонятно, вернусь я живой или нет — слава Богу, не было. Ради сенсации полезть под пули — нет, это совсем не про меня. Я всего лишь хотела работать в Кабуле корреспондентом, и я приехала, чтобы работать в Кабуле корреспондентом — с талибами или с прозападным правительством, с любым — просто так должно было быть.

- В блоге вы разрушаете стереотип о том, что после войны все афганцы ненавидят русских. И сейчас вот сказали, что даже талибы к русским относятся достаточно благосклонно. Это правда — «шурави» сейчас не безусловные враги?

- Лишь однажды я столкнулась с негативным отношением к себе — человек говорил, что в том, что сейчас происходит в Афганистане, виноват Советский Союз, после его вмешательства страна погрузилась в войну, из которой не может выбраться по сей день. Я ответила, что родилась уже после той войны, но он настаивал, что, раз я по крови я русская, это и моя вина. Но в целом афганцы дружелюбны и любопытны. В худшем случае говорят, да, мы с вами воевали, но вы, в отличие от американцев, воевали хорошо, что-то строили, чем-то помогали. Некоторые могут припомнить несколько слов по-русски — люди старшего возраста, которые учили язык еще при коммунистах в школе. Некоторые учились в советское время в наших вузах.

Буквально на днях я была после взрыва в одном из местных госпиталей и встретила врача, учившегося в Ростове-на-Дону, он заговорил со мной по-русски.

Что касается талибов (а это те же самые афганцы), отцы которых, возможно, также воевали с русскими, они тоже не держат на нас зла. К тому же они сейчас испытывают эйфорию, потому что, как им кажется, они победили американцев, и ключевые игроки в регионе, включая Россию, оказывают им поддержку. Все талибы знают в большей или меньшей степени про московские конференции и про то, что Россия предложила разморозить правительственные финансовые активы.

И вообще сейчас талибы, особенно те, которые поближе к руководству, расценивают Россию как союзника. Соответственно, отношение тоже вполне благожелательное. Хотя среди них тоже есть разные фракции, более или менее радикальные, но те, с кем мне приходилось иметь дело — правительственные чиновники разных рангов и рядовые солдаты — да, они дружелюбны.

- Вы в Кабуле знаменитость? Вы писали, что в этой стране невозможно дважды пройти одной и той же улицей, чтобы тебя не запомнили и не узнали.

- Тут по умолчанию любой иностранец себя чувствует знаменитостью, особенно иностранец-европеец. Если он еще и в джинсах, например, то вообще у него фан-клуб увеличивается за несколько минут. Когда я выхожу с коллегами пофотографировать или просто поесть, довольно быстро собирается толпа как минимум детей. Они пытаются сказать несколько слов по-английски, кто-то дразнит, кто-то деньги просит — внимание мы привлекаем всегда. И талибы тоже, как только видят иностранца (а некоторые их вообще в своей жизни никогда не видели), подходят здороваться, знакомиться и расспрашивают, кто ты, откуда и зачем.

- Как будет выглядеть этот разговор, если это будут талибы, которые вооружены?

- Ничего особенного. «Иностранка?» - спрашивают они. Я говорю: «Да». Их, конечно, сбивает с толку, что я говорю на местных языках, нужно видеть их лица — это удивление в высшей степени! Спрашивают, как мои дела и что я здесь делаю, и я честно отвечаю. Ну и все: «Добро пожаловать, всего хорошего!». Проверка документов — это только если в каком-нибудь министерстве, где на входе могут спросить разрешение на работу (такая специальная бумага, которую получают все иностранные корреспонденты). Паспорт, кстати, никого не интересует.

- Вы обязательно надеваете платок перед тем, как выходить из дома?

- Я была в Афганистане пять раз и всегда надевала платок. Хотя, кстати, в отличие от Ирана, здесь необходимость носить платок не вписана в конституцию, вроде бы как это личный выбор каждой. Но если не наденешь — общественное мнение тебя, конечно, осудит. Люди не поймут такого вольнодумства. Поэтому платок нужен, чтобы оградить себя от косых взглядов, показывания пальцем и освистывания. Хотя я знала афганок, которые в Кабуле платок не носили и пытались его снять с меня.

Как изменился мой внешний вид в этот раз? Да в принципе, никак. Выхожу в джинсах и в длинной рубахе.

На первых порах я на интервью надевала хиджаб (длинное черное одеяние с широкими рукавами и черный платок, покрывающий голову полностью). Но это не обязательно, меня никто не заставлял, просто захотелось попробовать. Плюс, было не очень комфортно от взглядов рядовых талибов, которые, как я сказала выше, не видели иностранцев. Но на последних интервью я уже снова была в джинсах и платке. Пока что никто не возражал.

- У кого из талибов, кстати, вам доводилось брать интервью?

- Беседовала с одним из представителей министерства информации по имени Забиулла Моджахед — он известен в российских СМИ, потому что комментировал происходящее последние несколько месяцев. Еще с пресс-секретарем министерства внутренних дел, он пока в России не очень известен, а вот в Афганистане очень даже, потому что он довольно активен в соцсетях. Вчера встречалась с министром здравоохранения. А остальные высокопоставленные талибы, наверное, у меня еще впереди. (cмеется — прим. авт.)

- И какое впечатление произвели на вас собеседники?

- Они отличаются просто поразительной доступностью. Добраться до министра — раньше это было совершенно невозможно. А чтобы добраться до его заместителя — нужны были знакомства, время и даже, может быть, деньги. А сейчас приходишь в министерство и говоришь: «Я журналист такого-то новостного агентства и хочу поговорить с министром». «Без проблем, завтра-послезавтра приезжайте», - отвечают они. И на удивление, встреча действительно происходит, да еще и в оговоренный срок.

- Но важна ведь не только доступность собеседника, но и содержание беседы. В массовом сознании талибы — это такие спустившиеся с гор, совершенно необразованные люди, которые разбираются только в автоматах…

- Люди, с которыми мне доводилось общаться, умеют красиво говорить. И у них есть своя логика, хотя и очень своеобразная, которой они последовательно придерживаются. Просто то, что вы называете «спустились с гор и разбираются только в АК» — это рядовые талибы, и да, их таких довольно много. Есть те, которые знают только один государственный язык Афганистана — пушту. Дари, который считается языком городского населения и распространен в Кабуле, они не владеют. Бывало, я заговаривала с кем-то на дари, он смотрел с недоумением, и я понимала, что, может быть, он впервые в городе вообще. Рядовые солдаты выросли в деревнях в атмосфере войны. Скажем, человеку 25 лет, и 10 из них он воюет. Но руководство и чиновники несколько другого склада, на эти должности талибы подбирали людей образованных, учитывали, что придется общаться с прессой.

 - У вас был пост о давней поездке в Джелалабад, где вам рассказали о местной «игре в мафию»: мол, город засыпает — просыпаются талибы. И вам тогда даже не верилось, что они действительно спят в этих деревушках на берегах озера. А теперь вы их видите воочию, да еще в Кабуле…

- Знаете, ощущения, конечно, странные. То, о чем ты читал в учебниках, что видел в фильмах, о чем что-то от кого-то слышал — эти полумифические существа вдруг становятся явью. Напоминает сон. Иду я в какое-нибудь министерство, а там стоят талибы в камуфляже, с волосами до плеч, с бородами длинными, с подведенными сурьмой глазами… (В некоторых районах Афганистана принято подводить глаза сурьмой, которая, по народному мнению, защищает глаза от инфекций, грязи и солнца, а детей — еще и от сглаза — прим. автора)

И я ловлю себя на мысли: «Ну талибы и талибы… Наверное, просто снятся». Мне часто пишут в инсте, мол, не боитесь ли вы, ведь они фанатики с оружием… Нет, не боюсь, потому что талибы не едят западную прессу.

Но и отчасти потому, что я как будто до сих пор не верю во все это до конца. Мы словно сосуществуем в параллельных мирах. И когда они смотрят на меня, совершенно не местную, в джинсах и розовом платке, наверное, тоже думают: «Тебя здесь нет, ты нам просто снишься». И проходят мимо.

- А как их воспринимает большинство афганцев?

- Мало кто понимает, что будет дальше, чего от них ждать. Да, сейчас они интересуются общественным мнением, хотят, чтобы их признали. Поэтому, может быть, не показывают себя в полной мере. Возможно, потом, если признают, — начнутся запреты и ограничения, как было в девяностых. То есть, текущую ситуацию все воспринимают, как что-то временное. И потом, возникло столько бытовых и финансовых трудностей, что людям просто некогда думать, кто сейчас у власти. Гораздо важнее, будет ли зарплата в следующем месяце, будут ли деньги на дрова. Поэтому талибы, как бы странно это ни звучало, не первоочередная проблема у людей сейчас.

- До коронавируса в Афганистане тоже никому нет дела?

- Да. Не сказать, что во времена прошлого правительства были какие-то ограничения, а сейчас и подавно. Люди в Кабуле носят маски, но скорее потому, что сейчас экологическая обстановка стала не очень с приходом зимы. Начинают топить, в воздухе много гари. Топят, судя по запаху, всем что горит. Я помню, один знакомый сказал, что спустился по трапу, понюхал воздух и подумал: «торф жгут». А потом понял, что здесь нет болот. Дрова дорогие и не всем по карману, поэтому топят соломой, углем, не удивлюсь, если даже покрышками. И смог в Кабуле зимой висит ужасный совершенно. После шести вечера все стараются закрывать форточки и не выходить на улицу.

- Кабульские цены после прихода талибов сильно изменились? 

-  Подорожало практически все — жилье, еда, топливо. И неуверенность в завтрашнем дне заставляет собственников и продавцов задирать цены еще выше. Поэтому все стараются экономить сейчас. Меня это тоже затрагивает, бюджет на еду увеличился как минимум в полтора раза. Жилье в гостевом доме подорожало вдвое — если зимой можно было найти за 400 долларов, то сейчас за то же самое придется заплатить 800.

- Что такое «гостевой дом»?

- Я как раз в таком живу, их в Кабуле довольно много, они специально созданы для иностранцев. Это такой своеобразный хостел, в нашем доме пять комнат, общая гостиная и общая кухня. Еще здесь есть четыре афганских помощника, которые покупают нам еду и топливо для генератора и следят за тем, чтобы не зашел кто-то чужой.

- Чем вы питаетесь? Какое сегодня было меню?

- На завтрак мой австралийский коллега из New York Post (дай Бог ему здоровья!) пек блины. Это было замечательно, потому что от такой еды я отвыкла, и они были божественны! На обед афганские помощники принесли мне кебаб. Я, кстати, замучилась как минимум дважды в день есть мясо, которое в России почти не ем. Но выбор небольшой. В Афганистане что-то не мясное готовят, в основном, дома, а найти в ресторанах или среди уличной еды что-то без мяса практически невозможно.

- А что из афганской кухни вы больше всего любите?

- Чего нет в Москве — так это афганского хлеба! Только что из печи, с хрустящей корочкой, посыпанной кунжутом… Очень вкусно! Еще люблю местные молочные продукты. Я не знаю, где они тут пасут коров, я их ни разу в стране не видела, но на прошлой неделе мы постоянно покупали то масло, то сливки в магазине по соседству, и это было восхитительно!

- Я заметила по блогу, что вы не равнодушны к сладкому…

- Просто обожаю! Особенно, когда нервничаю, меня это спасает. Тут много местных сладостей, но к ним нужно привыкнуть, ибо на наш вкус они приторные. Афганское мороженое прямо сильно слаще российского, намного. А вот привычные для нас десерты нужно искать. В Кабуле есть несколько кафе на европейский лад, где подают понятное нам печенье или чизкейк. И это большая радость, потому что обычно торты или пирожные из афганских кондитерских все на один вкус, хотя могут по-разному выглядеть (бисквит с тонким слоем крема — больше раза не съешь). Еще тут много попадается российских товаров — печенья, шоколада… На прошлой неделе нашли даже белорусский шоколад. Правда, он при перевозке пострадал — или замерз, или растаял, но лучше, чем ничего.

- Когда вы говорите о заведениях с европейской кухней, создается впечатление, что городская жизнь в Кабуле по-прежнему бурлит. Приход талибов не поставил ее на паузу?

- Я боялась, что гламурные места закроются, но нет, этого пока не произошло. Другое дело, что люди, которые в них ходили обычно, либо уехали, либо не рискуют тратить деньги на кофе в кофейне. Я помню кафе под названием «Слайс». Полгода назад оно было буквально набито битком в выходные. И это было такое, знаете, хипстерское место. Туда приходили молодые люди с ноутбуками в рваных джинсах, девушки компаниями посидеть, попить кофе, поболтать…

В минувшие выходные я была там снова. Пусто. Я и мой товарищ на втором этаже, и еще парочка семей на первом. Это было грустное зрелище, поскольку раньше это кафе было своеобразным символом перемен в Кабуле, некой европеизации. Сейчас, может быть, оно остается на плаву, но явно не процветает.

- Много людей уехало? Лишились ли вы приятелей и друзей, которые успели у вас появиться за предыдущие поездки?

- Девяносто пять процентов людей, которых я знала и с которыми дружила, уехали. Сейчас, конечно, завожу новые знакомства, и быстро. Но для меня Кабул никогда не будет прежним. Потому что, в первую очередь, для меня его создавали люди. А они вряд ли вернутся в ближайшем будущем. Это как в романе «Унесённые ветром»: Скарлетт вернулась после победы северян в Атланту и заметила, что знакомых лиц почти и нет… Я нечто похожее испытала в Кабуле.

- Ваши друзья и знакомые были как-то связаны с предыдущей властью, боялись репрессий? Или это был такой неосознанный страх?

- Неосознанный страх был в августе у всех. Никто не знал, чего ожидать от талибов и будут ли они делать то, что делали в девяностые. Люди решили не рисковать и выбрали побег. Многие мои знакомые либо работали в госструктурах, либо сотрудничали с западными организациями, либо были местными, работавшими на западные издания – то есть, попадали в те категории, которые в прошлый период правления Талибана были очень уязвимы.

- Много разговоров вокруг будущей судьбы женщин в Афганистане. Вы рассказывали однажды, как талибы на ваших глазах били женщин зубными щетками. Это очень говорящая деталь, потому что, с одной стороны, ведь зубными щетками. А с другой – ведь,  все же били.

- Сложный вопрос. Женские права в Афганистане — действительно больная тема. Надо понимать, что фотографии 60-х-70-х гг. где афганки в мини-юбках в университетских аудиториях, на фабриках или в больницах — это Кабул, Герат и может еще Кандагар, но в меньшей степени, и было таких женщин совсем немного. А вот жизнь в деревне в то время вряд ли как-то кардинально отличалась от деревенской жизни в наши дни, она, в принципе, веками не меняется. И в этом плане Афганистан не сделал какого-то значительного рывка вперед. Да, безусловно, за последние двадцать лет появились женщины на управляющих должностях, в парламенте (и много, кстати говоря), в силовых структурах. Но эти перемены затрагивали лишь небольшую часть городского населения.

Возможно, то, что я скажу, прозвучит чудовищно, но женщин в Афганистане били всегда.

Опять же, учитывая опыт пребывания талибов у власти в 90-е, поверьте, зубные щетки — это действительно не более, чем забавная деталь. Эти люди, теоретически, способны на гораздо большее зло, и сейчас по отношению к женщинам поступают куда лучше, чем можно было ожидать. Безусловно, это не хорошее отношение, но применительно к талибам – терпимое. И вряд ли до того, как будет признано талибское правительство, можно ожидать каких-то глобальных запретов и нарушения женских прав. К тому же, сейчас все-таки талибы понимают, что афганское общество изменилось, многие узнали, что такое право выбора, и так легко от этого не откажутся. И запад сейчас будет стоять на страже, если увидит, что они вернулись к прежней практике, с женщинами обращаются неподобающим образом, то, скорее всего, западные организации прекратят финансирование. Словом, женские права у талибов сейчас – козырная карта. На этот счет можно торговаться, и пока что о каком-то неприемлемом отношении к женщинам говорить рано.

По нашей просьбе Александра подготовила небольшой список книг, которые стоит прочесть, чтобы больше узнать об этой удивительной стране.

Итак:

• Подпольные девочки Кабула, Дженни Нордберг. Интересное исследование на тему того, почему и как афганские дочери превращаются в сыновей.
• И эхо летит по горам, Халед Хоссейни. Единственная книга Хоссейни, где нет излишней мелодрамы, зато есть рассуждения и Афганистан с 60-х до начала 2000-х годов.
• Неверная. Костры Афганистана, Андреа Басфилд. История о том, что будет, если иностранка влюбится в афганца, и возможен ли в этом случае хэппи-энд.
• Камень терпения, Атик Рахими. Яркая и страшноватая книга о любви, войне и смерти. Короткая, но вам точно запомнится.
• Афган: русские на войне, Родрик Брейтвейт. Тут о советском военном присутствии в 1979-1989, причем книга настолько беспристрастная, что мне ее советуют почитать сами афганцы.

- Кстати, как живут матери и жены самих талибов?

- Талибан – это пуштунское движение по преимуществу. Что из себя представляет жизнь пуштунской женщины? Она занимается домом и детьми. За пределы дома может и не выходить, пока относительно молода.

Скорее всего, выходит самая старшая женщина в семье, вероятно, мать мужа — в город за покупками, в гости, решает какие-то вопросы с документами, например. Все остальные могут оставаться дома месяцами.

Да, такова установившаяся культурная практика. Это традиция, и с ней ничего не поделаешь. Если же они выходят из дома, то полностью закрывают лицо и фигуру. Голубое одеяние, похожее на палатку, называется бурка, она же паранджа. Вот, скорее всего, так.

Правда, поначалу, в августе, были такие показательные акции протеста против талибов, которые проводили афганки из интеллектуальной элиты. А были акции и в поддержку талибов, которые проводили женщины в черных одеяниях с головы до пят и с закрытыми лицами. Такая одежда, сразу уточню, не в афганской традиции, я никогда не видела, чтобы афганки так одевались. Но вот эти женщины говорили примерно следующее: «Мы за талибов, никто не ущемляет наших прав, мы счастливы, теперь все будет по исламу, наконец-то, ура!». Наверное, это была такая попытка как раз продемонстрировать, как живут женщины из семей талибов или их сторонницы. Они изо всех сил подчеркивали, что их устраивает нынешнее положение дел.

- В конце концов, нам тяжело понять этот уклад жизни. А, кстати, у вас, по-моему, читала, что в Афганистане некоторые думают, мол, если муж не бьет — значит, не любит…

- Я всегда привожу такой пример из старого советского журнала «Вокруг света» — у нас дома была большая коллекция этих журналов, и я часто их читала. Статья называлась «Свадьба в Карачи». Европейская журналистка попала на традиционную пакистанскую свадьбу: невесте то ли 16, то ли 17 лет, она никогда не видела жениха… И автор спрашивает местных женщин: «Скажите, а вы разве не хотели бы сами выбирать себе мужа?». А те удивляются: «Что?! Пытаться привлечь внимание мужчины?! Бороться за него? Да нет же, это ведь унизительно!» Мне очень запомнился этот эпизод, и когда я уже училась на востоковеда — все время держала его в голове. Не обязательно для местных женщин хорошо то же самое, что и для нас.

Возможно, наша так называемая свобода шокировала бы пуштунку из-под Кандагара до глубины души.

Это утрированный вариант, но мы никогда не знаем, что лучше в рамках этого менталитета.

 - Кстати, про наши представления о другой стране. Когда говорят об Афганистане, мне на ум сразу приходят книги Холеда Хоссейни, а вы в блоге пишете, что как раз его произведения вам не очень нравятся. Расскажите, почему.

- Мне он не нравится, скорее, с художественной точки зрения. У него очень черно-белые герои в первых двух книгах, по крайней мере. Есть хорошие, есть плохие, плохих постигает наказание, хорошие в конце концов обретают счастье… Возьмем, например, «Бегущего за ветром». Для меня характер главного героя что в начале, что в конце романа один и тот же, я не увидела никакого развития. Его антипод Хасан, человек, которого он предал, тоже как был хорошим, так хорошим и погиб. В реальной жизни такой однозначности не бывает. А второй момент, который касается чисто Афганистана: мне не нравится, что Хоссейни очень любит заставлять героев страдать. Они у него умирают от десятков разных причин, переживают потери и личные трагедии, и в его первых двух книгах нет ни одного хоть сколько-нибудь счастливого персонажа. Но для меня афганцы никогда не были такими несчастными страдальцами, и, хотя на их долю выпадает много испытаний, они не перестают улыбаться. Кстати, третья книга Хоссейни - «И эхо летит по горам» - мне понравилась больше других, потому что она не настолько черно-белая и однозначная. Я даже засомневалась, а точно он ее писал? Жду вот теперь его четвертый роман!

- О чем вы скучаете, когда уезжаете из Афганистана? За что так сильно любите эту страну?

- Как раз из-за людей — неисправимых оптимистов, которые ни при каких обстоятельствах не теряют чувства юмора и обладают колоссальным запасом энергии и жизнестойкости. Я не помню, чтобы кто-то в Кабуле мне жаловался на жизнь. Поэтому часто проблемы, о которых я потом слышу в России, — сложности на работе, расставание с любимым, провал на экзамене — для меня это уже не сложности.

Тут сорок лет люди живут в атмосфере войны и все равно продолжают надеяться на лучшее. Это удивительно!

Я всегда говорю, что Афганистан — это страна красивых, сильных и умных людей, которым очень не повезло.

- Сколько еще вы там пробудете, уже известно?

- Если верить договору, до конца декабря. Моя личная амбиция — взять интервью у министра внутренних дел, у которого еще никто из иностранных журналистов интервью не брал. Но это, скорее, из области фантастики. Еще хорошо бы до конца года издать книгу, потому что я закончила ее год назад и она, мне кажется, уже заждалась (Александра написала роман, действие которого происходит в Афганистане — прим. автора). А если брать жизнь — стараюсь, что называется, быть в моменте (смеется — прим. автора) Афганистан действительно непредсказуем. Планировать тут что-то хотя бы на неделю вперед невозможно.

Кстати, еще одна из вещей, которой я научилась у афганцев — наслаждаться тем, что у тебя есть здесь и сейчас.

Есть, конечно, бытовые трудности — отсутствие отопления, периодическое отключение электричества, приближающаяся зима, в конце концов. Но вообще плюсов все-таки больше, и они помогают оставаться на плаву. У нас во дворе гостевого дома растет гранат. Выйдешь, посмотришь, как гранат треснул и внутри видны красные зерна. Над тобой голубое небо, там воздушный змей летает… Да все хорошо, а трудности — это так, временно. Я люблю эту страну, иначе меня бы здесь не было.

Автор: Дарья Кириллова
_________________

ЗАИНТЕРЕСОВАЛ МАТЕРИАЛ?

Подписаться на ежеденельную рассылку в  Telegram с акциями и подарками!

Удобнее электронная почта? Подписаться на ежемесячную e-mail рассылку