“Взрослеющий род победит тревогу и безысходность, потому что вера в человечность нетленна”. Украинская фотохудожница Марфа Васильева о войне, эмиграции и международном признании

Марфа Васильева переехала в Амстердам из Киева в 2014 году – и с тех пор успела сделать несколько масштабных фотопроектов, видеоработ и персональных выставок в разных странах мира.

Работы Марфы были показаны в Киеве, Токио, Амстердаме, на японском биеннале 2017, с марта по начало сентября 2023 в Музее Дордрехта проходила выставка с ее проектом о женщинах "Breaking Fragility".

Корреспондент Media Loft Ирина Яковлева поговорила с Марфой о женской красоте, языческих обрядах, японских богах, украинской революции Достоинства и любви к Амстердаму.

Марфа Васильева
Фото: Дарина Ходырева

– Многие твои проекты про женскую красоту, принятие своего тела. Но есть и в некотором роде политические манифестации – например, “Семь Мадонн Майдана”.

– По поводу Семи Мадонн Майдана - это был мой первый осознанный шаг в современное искусство. Мне обязательно нужно было его реализовать.

Я была на Майдане и могла серьезно пострадать. Мы пошли с моим экс-бойфрендом протестовать, но нам повезло не попасть в кровавые события той зимы. Когда там обливали ледяной водой людей на улицах в -20, титушки шилом убивали в толпе людей, которые пришли отстаивать свои права и свободы.

Я приехала снимать видео событий на площади – и мне в голову полетел тяжелый камень. В тот момент я отступила на шаг, чтобы сделать переход в видео, и камень попал мне в ключицу. После этого случая и событий, которые происходили на Майдане, я начала снимать Мадонн Майдана.

Люди вышли на майдан и сплотились. Ехали со всей страны, чтобы остановить пророссийскую власть и выбороть свое право. Волонтеры организовали движение, когда приехавшие люди останавливались у киевлян дома, могли принять душ и поспать. Врачи и медсестры день и ночь были на майдане и помогали раненным. Спустя годы я поняла, что тогда, на майдане, гуманизм расцвел с новой силой. Поэтому проект Мадонны - это про честное человеческое тепло.

Мадонны Майдана - это семь ипостасей женщин в период войны. У каждой есть свое имя – Мадонна Взросления, Рода, Тревоги, Безысходности, Веры,Тлена и Человечности.

Madona of Growing up

Эти семь образов женщин – это образы Украины. И послание этого проекта в том, что взрослеющий род победит тревогу и безысходность, потому что лишь Вера в человечность нетленна.

Конечно, каждая Мадонна представляет еще и отдельную метафору.

Есть Мадонна Отчаяния с обнаженной грудью, она как бы отдает свое тело, то есть это как метафора того, что идет раздел земли – и у Украины отнимают кусок тела.

Мадонна Веры с черным лицом плачет бриллиантами на фоне церквей – метафора коррупции и действий проросийских политиков, которые выливаются слезами обычного народа.

Мадонна с ребенком – это все мамы, которые с детьми на руках и в процессе войны, и беременные мамы, которые не знают, в какой мир они приводят своих детей.

Я сделала этот проект перед своим отъездом в Нидерланды – и для меня он действительно много значит.

Madona of Faith

Я тогда немножко выгорела от фототерапии, плюс мне захотелось что-то кардинально поменять в жизни. Хотелось тишины и поиска в ней себя. Я влюбилась в Амстердам еще в 2013 и решилась уехать и попробовать все с нуля. Это было девять лет назад.

– Как на тебя, как на художника, повлияла война в Украине? Я прежде всего, конечно, о начале открытого вторжения.

– На меня, в первую очередь, это повлияло как на личность. Как на человека, который до этого не интересовался политикой, а потом стало просто невозможно эту политику игнорировать. Например, “референдум” в Крыму – это был просто шок–контент для меня. Я поняла, что мне нужно говорить о происходящем – и я хотела высказаться именно в художественной форме.

Семь Мадонн Майдана я даже отправляла в разные музеи мира, но тогда это было миру не так интересно.

У меня была задумана еще одна Мадонна Майдана, которую я не сняла. Она должна была лежать в крови, но модель отказалась такую роль исполнять – и я ее понимаю. И вот сейчас мы все видим эту Мадонну наяву. Начиная с 2014 и по сей день, Кремлю все мало крови.

– Насколько я знаю, после начала войны ты сделала международный проект Motanka с участием украинских беженцев и нидерландцев.

– После полномасштабного вторжения, вернее сказать. Для меня, как и для многих украинцев, начало войны было 9 лет назад.

Мотанку я вынашивала как раз, когда приехали мои родители. Приехало еще семь человек с моей мамой, беженцы, – и я с марта по август прошлого года занималась только бежавшими от войны украинцами. Уже тогда я думала сделать какой–то проект об этом.

А потом так случилось, что мне приснился сон.

Мотанка – это же вообще очень сильный символ предков, женский символ, он передавался от мамы к маме. Мотанка, которую я делала, называется Берегиня, ее роль – охранять и дарить дому защиту и благополучие. Крест у нее на лице это солярный символ, вертикаль символизирует мужскую линию предков, горизонталь – женскую.

Motanka

Эту куклу нельзя шить иголками и нитками, потому что так ты нарушаешь судьбу; ее можно только мотать узлами.

Через символизм мотанки в своей фотографии я показала на вертикальной линии, которая принадлежала мужчинам, как женщина берет на себя роль мужчины в воспитании детей, в период войны.

Все истории женщин, которые приехали с детьми в Нидерланды, наполнены болью расставания с мужьями. Выбирать между любимым и детьми… я не могу себе представить, что они переживают. Это очень больно.

С августа по ноябрь 2022, я готовилась к  Мотанке.

Сейчас я работаю над видео–проектом, и там есть такой момент, где они держатся за плечи все вместе – и хореография такая, что они как бы качаются, как цепь. Мне хотелось передать это напряжение быть и мамой, и папой в одно время, как это ложится на их плечи. И понятно, конечно, что папу ничем не заменить, но они стараются и они выгорают, потому что часто даже не могут себе позволить плакать перед детьми.

А еще этот проект о том, как важна взаимоподдержка и сестринство в этот период, вот как-то эта мысль после сна с мотанкой ко мне пришла.

Я помню, как во сне пыталась сложить в один пучок длинные отрезанные волосы, а волос было так много, и я все мотала их красной ниткой, мотала, пока не появилась кукла.

– Похоже, ты придаешь символизму большое значение?

– Мой опыт в Японии в 2017 году очень здорово помог мне понять силу символизма и культуры, потому что у меня было погружение на 6 недель, и мой друг и арт-партнер, Йоши, рассказывал каждый день какие-то нюансы японской культуры – и это просто огромный пласт невероятной красоты и смыслов. Это как встреча с вечностью.

Takamagahara - совместный проект с японским художником Ёсиасу Тамурой

Я убеждена, что через старинные традиции и символы культуры можно почувствовать тепло народа; тепло людей, которые жили на этой земле; у которых были свои правила, своя вера, чувства и надежды.

Та же кукла мотанка – ее нашли на территории Черниговской области. Возраст этой куклы около 5000 лет. Она очень близка к европейскому культу Великой Матери Богини (The Great Mother Goddess). Археология, древние культуры, древние культы – мне все это интересно. Тем более, что здесь речь идет о культе женщины, а это моя тема.

– Судя по твоим проектам, у тебя вообще очень теплое отношение к различным языческим культам, и славянским, и японским тоже. Тебя очаровывает древняя культура или это чисто художественная фишка?

Я думаю, что для меня это, скорее всего, был интуитивный процесс. Мне действительно нравятся языческие аспекты. Я даже в Киеве в свое время делала ивент “Иван Купала” два года подряд.

Мне кажется, что культура язычества, в силу веры в природные явления и в силу уважения к природе и страха перед ней, более естественная что ли.

Для меня это про взаимоуважение и бережность.

Конечно, я не говорю о кровавых ритуалах и подобных вещах - это ужасный аспект древних культов.

В Японии, кстати, верят в 8 000 000 богов. Когда идешь по улице, ты понимаешь, что они уважают каждый камушек, листочек. Любое явление природы для них совершенно. Глядя на кончик сосновой иголки, они чувствуют красоту. Как маленькое становится великим. Японцы верят, что все предметы обладают душой.

У них есть даже бог туалета и рекламы – это меня очень удивило и порадовало. Все вокруг в Японии живое. Мне кажется, такое мироощущение тебя удерживает в “здесь и сейчас” по отношению к объектам, которые тебя окружают, и помогает тебе сосредотачиваться на благодарности и чуде.

В Японии я шла по камушкам и реально ощутила, насколько они большие, эти камушки; что я по ним иду – и они меня держат. Мне очень нравится идея поиска души у окружающих предметов.

Помимо языческого элемента, мне еще очень сильно нравится момент рода как такового. В проекте Breaking Fragility есть такая сцена, где девочка лежит, как эмбрион, внутри – и другие женщины к ней как бы тянутся, такой цветок. Это похоже на передачу куклы мотанки от мамы к маме – передачу опыта, поддержку.

Breaking Fragility

Когда тебе плохо, или ты одинока, или тебя не понимают и возникают неприятные, страшные мысли, можно представить себя этим маленьким эмбрионом. И представить себе всех своих прабабушек, прапрабабушек, бабушек, маму – и просто хотя бы на секунду задуматься о том, что их жизнь тоже окунала в какие-то тяжелые моменты, но они тебе передали эту искру, и ты живешь здесь и передаешь ее дальше.

И это дает такое ощущение спокойствия и сердечной силы – все-таки у меня все получится, у них же получилось. Я в этом мире, значит, они смогли и я смогу.

– Как ты поняла, что фотография может больше, чем просто передавать изображение? Иными словами, как ты пришла от обычной съемки к творческим проектам?

– Через людей. Когда мне было 22 года, я начала делать “Женские посиделки” – фотосъемку для девушек, которая раскрывала их внутреннюю красоту.

Я придумала специальную систему, которая называлась “Королева в центре, все остальные участницы по бокам”. Это когда каждая участница на съемке проходила через центр – и в этот момент она становилась главной героиней, весь фокус происходящего был направлен на нее.

Это были доступные фотосъемки для студенток в Киеве, стоили они около 10 баксов тогда, но за счет сарафанного радио популярность проекта росла очень здорово. Я подключила к проекту начинающих визажистов, сотрудничала с будущими дизайнерами одежды. Платила за материалы и снимала для них портфолио в обмен на работу в проекте. В итоге проект разросся, плюс, еще девушки-участницы выставляли свои фотографии в соцсетях – и ко мне приходили уже их подруги.

– Основная тема многих твоих проектов – женщина, женская красота, женский мир, раскрытие женской сущности.

– Это идет еще из детства. Я всегда была пухленькая. Тогда я нередко слышала, что любят только тонких и красивых, фигуристых. И я прям сильно в эту тему поверила и здорово комплексовала.

С помощью фотосъемки я словно откапывала себя настоящую под грудой этих навязанных комплексов.

Потом я пошла еще дальше. Одна моя клиентка сказала, что очень помогает раскрепоститься, если позировать голой скульптору. И я специально пошла, устроилась на работу в художественную гимназию как модель для скульпторов и позировала им для дипломной работы где-то около полугода.

Этот опыт мне очень сильно помог увидеть свое тело, встретиться с ним, попереживать, попсиховать, устать от эмоций и увидеть – это помогло в принятии себя.

Слушая беседы скульпторов, я впитывала законы творчества и форм. Они смотрели на меня не как на пухлую или толстую, они восхищались формой и выражали эту форму в глине. Один скульптор сделал мне комплимент, что у меня божественные уши. Могла ли я когда-либо подумать, что уши бывают божественные? Вообще позировать художникам - это бесценный и полезный опыт. Пять разных скульпторов ваяли меня в полный рост, и я смогла увидеть свое тело через призму пяти разных взглядов – и это стало частью моего фундамента по принятию своего тела.

Сразу после того, как я отработала моделью, я написала идею “Фототерапии”, которую в последствии запатентовала. Включила в программу психолога; дизайнера одежды, которая рассказывала, под какой комплекс фигуры что носить, как это подчеркивать; еще у нас была визажист, которая помогала накраситься под тип лица – такая команда психологической помощи по принятию себя для женщин.

“Фототерапия” стала для меня неким женским бейсментом, где я, протестировав все на себе, впоследствии начала это воплощать с другими женщинами.

Мы снимались обнаженными или в белье. Я тоже водила их в скульпторские мастерские.

Мы делали такие медитативные съемки, когда они все в муке сидят, застывшие по пять минут, а потом я просила их подвигать пальцем на руке или пальчиком на ноге, вот одним каким-нибудь – и почувствовать силу этого маленького движения, выразить внутреннюю благодарность своему телу за то, что оно нас обслуживает каждый день, помогает нам двигаться, развиваться, что-то делать, получать удовольствие.

Наверное, потому что я женщина, я женской темой и занималась. Мне это было интересно, и я развенчивала мифы, что любят только худеньких или каких–то неземных красавиц.

Когда я проработала эту тему принятия себя, у меня у самой начали появляться бойфренды, которые, наоборот, любили именно мой типаж. В общем, мне эта тема очень зашла, и я себя чувствовала полезной и была очень рада, когда девочкам их тела начинали нравиться.

Было очень много историй, когда девчонки даже в зеркало боялись смотреть. Крупные девчонки, они думали, что они монстры, а после съемок звонили мне, рыдали и говорили: ой, боже, а я думала, я монстр, а у меня, оказывается, такая попа прикольная, или красивые руки, или еще что-то. И я прям тащилась от этого – я очень люблю снимать женщин, женское тело, раскрывать женскую красоту.

– Получается, через твое творчество женщина может поменять отношение к себе?

– Если считаешь себя некрасивой или недостойной, это можно сравнить с заклинанием, то есть ты по факту себя заколдовала. А если ты считаешь, что ты роскошная красотка и из тебя так и брызжет энергия, в тебе миллионы килотонн секса – пожалуйста, вот оно все намагничивается.

Когда я начинала снимать неформатных людей, знаешь, о чем они всегда просили? “Ой, можно меня подхудить? Ой, а можно мне там еще что-нибудь исправить?”. Им сложно было быть собой.

На всех нас давят социальные рамки, ожидания и вкусы. Мы отключены от своей внутренней дикой природы.

Какое-то время я работала в fashion – и я просто устала от всех этих холодных моделей с традиционным bitch face. Люди, они же живые все, и мне хотелось это показывать в своих работах.

– Женщины действительно склонны сравнивать себя и загонять в рамки, причем, если они до этих рамок не дотягивают, многие просто ставят на себе крест и начинают визуально об этом сообщать – и одеждой, и жестами, как будто извиняются за свое существование.

– Я думаю, рамки и сравнения свойственны и мужчинам, и женщинам. Просто в разных плоскостях.

Мы все родом из детства; то, что нам рассказывали родители или учителя в школе, наши первые влюбленности, культурное пространство, журналы и мода – все это оставляет отпечаток в душе.

Важно помнить, что ты для себя – главный человек. Любить себя или стараться это делать, не выдумывать себе заклинания и по возможности уметь просто быть. И не забывать про нежность по отношению к своему внутреннему миру.

– Мы много говорим сегодня о твоих фотоработах – и они действительно очень глубокие, со множеством смыслов и также очень эмоциональные. Но ведь ты еще пишешь картины. И мне показалось, что они веселые, позитивные, реально заряжают хорошим настроением. Ты сама разделяешь разные области своего творчества? Или для тебя это все – продолжение одной истории?

– Картины – это отдельная история, мне хотелось попробовать себя в поп-арте. В первые годы своей чумачечей эмиграции я много рисовала чернилами, очень много. Сидела и смотрела на проходящих людей и рисовала их и ассоциации, которые падали мне на голову.

Вообще я люблю, когда рвутся шаблоны и получается что-то странное.

В первые полгода после переезда в Амстердам меня сильно штормило. Я не знала, что со мной будет; мне было негде жить, никто меня не знал как фотографа. В Киеве меня знали многие, благодаря выстроенному нетворку, ТВ-передачам и частому присутствию в прессе, а тут я все начинала с нуля.

Эти скетчи чернилами веселили меня и помогали оставаться здесь и сейчас. Так я справлялась с тревогой и паникой перед будущим. Персонажи получались забавные, и мне было приятно их рисовать, уходя в процесс и отключаясь от постоянного напряжения.

А картины пришли после, когда я побывала в Японии. Я попросила Yoshiyasu Tamura научить меня рисовать в его технике. Он согласился – и у меня было время научиться за 6 недель. Результат можно увидеть в “Золотых сериях”.

– Я так понимаю, жизнь в эмиграции с самого начала не была легкой. Что помогло не сдаться?

– Я уехала вскоре после презентации Семи Мадонн Майдана. У меня в кармане было 1500 долларов, чемодан с вещами по минимуму, фототехника и компьютер. И приехала я на центральную станцию Амстердама, полная сил, желания и адреналина, и… стала проверять каучсерфинг. И так где-то месяца два каждый день я искала диван, училась благодарить за каждый вечер и ночь. И думать, что делать дальше. Боролась с тревогой и была очень рада, когда удалось найти комнату на Сингл канале аж на целый месяц.

Помню момент, когда у меня оставалось 150 долларов, я рыдала, а когда у меня осталось 5, я смеялась. Поэтому персонажи моих картин веселые, чтобы не сойти с ума, наверное.

Да, в начале было сложно, но я настолько сильно хотела здесь просто быть, внутри этого города. Я была готова к тому, что мне никто не будет звонить, меня никто не знает. Мне было отчетливо понятно, на что я иду.

Наверное, кто-то бы не поехал с тем количеством денег, которые я с собой взяла. Но мне нужно было ехать срочно, потому что если бы я потеряла эту волну, я бы не поехала. Мне надо было психануть и прыгнуть.

Было сложно, но как-то все получалось. Появлялись люди, появилось место, где жить. Я начала работать фотографом в школе мейкапа.

До этого я где только не работала, если честно. И в ресторанчике, и в школе йоги – столько талантов в себе открыла!

И вот в один прекрасный момент иду по городу и вижу какое-то помещение, а там зеркала, много девчонок красивых. Я постучалась, говорю, здрасьте. Я фотограф, вот моя визитка, вот мой сайт до переезда (я перевела сайт на английский язык). А они мне говорят, мы только положили трубку, у нас сейчас фотограф отказался, а вы зашли в двери и вы фотограф! Вот так я нашла свою первую работу фотографом в Нидерландах.

Не сдаваться мне помогала любовь к Астердаму; я влюбилась в этот город, как в мужчину. Мне просто нужно было дышать амстердамским воздухом, видеть эту архитектуру, ездить на велосипеде.

Меня, кстати, поездки на велосипеде спасали от тревожности очень сильно. Я каталась по улицам Амстердама – и у меня появлялись силы двигаться дальше. Я четко понимала, что сказка со мной не случится, чтобы выросло что–то большое и красивое, нужно потратить немало времени и сил.

– У тебя есть очень красивый и завораживающий проект, непохожий на все остальные, он вообще никак не касается людей. Я говорю о Цветной Вселенной.

– Этот проект я делала до того, как нашла свой визуальный язык. Это был эксперимент с краской и водой, я отзеркалила изображения и вглядывалась в них, пытаясь понять, на что они похожи. А похожи они были на разных божеств. Если посмотреть ближе на Посейдона, можно увидеть, что он смотрит в зеркало. Есть Ганеша, Кали, Тлальтекутли, Нюйва, Зефир…

– Получилось даже немного мистически, как будто боги созданы из цветного эфира. Кто знает, может, так оно и есть. А есть у тебя какое-то глобальное послание, которое ты пытаешься передать зрителю в своих работах?

– Каждый видит через призму своих чувств, опыта, ассоциаций – и это вдохновляет меня, потому что творчество продолжается в мысли и чувстве зрителя. Значит, работа живет.

Раньше я говорила, что значат мои работы, но в последнее время я не хочу ничего говорить, чтобы не нарушать внутреннее чудо каждого.

Когда все сказано, не остается места для своей мысли. В пустоте рождается нечто.

Интервью брала: Ирина Яковлева

Фото обложки: Madona of Anxiety

________________

Больше материалов в нашем телеграм-канале